Императрица, часть I — порно рассказ
Императрица, часть I
Когда-то, давным-давно, в параллельной реальности.
Матильда Федоровна сидела за маленьким письменным столом в розовом пенале и, аккуратно обмакивая перо в чернильный прибор, писала письмо мужу.
«Дорогой Коти! Я снова пишу тебе письмо, моя дорогая душа. Я все время думаю о вас, как вы там, на далеких и пустынных холмах Ангиурии. Я молюсь за вашу крестоносную армию, я молюсь за вас!».
Она плакала и продолжала писать, вкладывая душу в этот урок. Письмо заканчивалось словами:
Надеюсь, Бог поможет вам победить коварных и диких Гиппопотамов!».
Все ждут встречи с тобой, мой любимый венценосный супруг!
Письмо было составлено и запечатано в конверт с ножкой с двумя львами и монограммой «to I». Сбросив шаль, она вышла в роскошно отделанный коридор Осеннего дворца, чтобы отнести письмо дежурному офицеру. Отойдя совсем немного, она осторожно приоткрыла дверь маленькой спальни и заглянула внутрь. Ее обоняние сразу уловило резкий запах наркотиков. Наследник престола был болен. Она вошла и прикоснулась губами к губам мальчика, который спал глубоким сном. Очевидно, все было хорошо. Она сразу же вспомнила своего духовного отца Грега. Грег был ангелом-хранителем ее семьи и ее любимого сына. Как часто он проводил ночи в напрасных молитвах о здоровье царевича! Молитвы всегда помогали, ее сыну становилось лучше. Матильда Федоровна молилась вместе со стариком, не отрывая глаз от ребенка. Под утро священник, едва державшийся на ногах от усталости, поднялся, чтобы осмотреть больного. Он положил широкую ладонь на лицо мальчика и, закрыв глаза, долго стоял. Затем он объявил:
— Дай Бог облегчения, королева-мать!
«Вашими молитвами, святой отец!» — воскликнула Матильда Федоровна, вся в слезах.
Тогда ее сердце переполнилось радостью и безмерной благодарностью к своему святому наставнику. Напрасно ее любимая горничная Немидова пыталась бросить тень на друга семьи. Однажды в частной беседе Немидова рассказала, что отец Грег заставлял молодых послушников часами стоять на коленях перед образами.
«Он, конечно, строгий, — согласилась Матильда, — Бедные девочки!
— Если только перед образами!» — продолжала Немедова, — «но и перед ними тоже. Не верите? Например.
Фрейлин встала на колени перед своим государем.
— Теперь сложите инжир из пальцев. И прикрепите сюда, — попросила Немидова.
Матильда Федоровна, не понимая, держала локон, согнутый из пальцев, на уровне своей промежности. Вдруг служанка, стоявшая на коленях, наклонилась к ней, и ее губы раскрылись, принимая в рот кончик пальца императрицы. Матильда Федоровна вздрогнула от неожиданности.
«Так он заставляет новичков это делать», — сказала Фрейлин, закатывая глаза.
— Что? Оближи его палец!
«Нет, ни пальца», — покраснела девушка и посмотрела на пол.
— «Татьяна, на тебе черт знает что!» — сердито сказала Матильда Федоровна, — «а теперь встань с колен! Мы не в восемнадцатом веке.
Ночью Матильда Федоровна увидела странный сон. Она вошла в тронный зал, чтобы встретиться со своим мужем, королем Константином Первым. Ее муж торжественно сидел на троне, и когда она подошла, он величественно встал. Он сделал знак жене, а потом вдруг скатал из пальцев фигу и приложил ее к нижней части живота так же, как это сделала сама Матильда по наущению служанки. Он сделал жест движением левой руки, и Матильда поняла, что должна преклонить колени перед мужем, как послушница. Она прижалась губами к кончику большого пальца. Вдруг палец начал удлиняться и утолщаться совершенно бесконтрольно, а затем внезапно превратился в эрегированный мужской член. Фигурка исчезла, на ее месте стоял пенис внушительных размеров, который поддерживала массивная мошонка. Матильда Федоровна растерянно подняла глаза. И тут она вдруг увидела, что перед ней стоит не ее муж в черной мантии, а ее святой наставник Грег, который пристально и строго смотрит на нее. Смущенная, она проснулась.
Непонятный сон потряс ее, и она попыталась разобраться в нем. Невинная шутка ее горничной превратила сон в какую-то дьявольскую, непристойную картину. Мысли, хотя она и старалась их сдерживать, невольно воскресили в памяти недавнюю ситуацию, когда Немидова стояла перед ней и лизала кончик ее пальца.
«Какая она непутевая!» — подумала она. Что, она имела в виду новичков. Член отца Грега».
Она тряхнула головой, пытаясь избавиться от гнусных картин, которые тут же начало рисовать ее воображение. Она включила прикроватную лампу, чтобы отвлечься. Может быть, сесть и написать письмо своему котенку? Но, в конце концов, она только что написала еще одно письмо своему мужу, расставание с которым ее очень расстроило. При мысли о нем она вдруг снова увидела в своем воображении своего мужа, стоящего перед ней с обнаженными интимными частями мужчины. Низ живота болел мягко и сладко. Она решила, что должна сделать что-то серьезное.
«Что если то, о чем говорит Немидова, в какой-то степени правда?».
Матильда Федоровна встала и достала из ящика стола сложенный в трубочку блокнот, который ей каким-то образом передала Немидова. В этом блокноте она написала кое-что об отце Грега.
— Читайте, императрица!» — вспомнила она свой умоляющий голос, — «Вы должны это знать!
Развернув тетрадь, Матильда Федоровна начала читать.
Императрица! Вы находитесь под влиянием этого ужасного человека, Грега Растутина, мрачного и извращенного рыжего. Он оказывает на вас неограниченное влияние и просто ужасен!
Матильда Федоровна скорчила гримасу и раздраженно покачала головой.
Позвольте мне пересказать историю моей подруги Ирины Протасовой, которую она доверила мне в частной беседе.
Ее муж, офицер, полковник, попал в неприятную ситуацию. Один джентльмен плохо отозвался об Ирен прилюдно, и это был подлый и бессердечный прием. В ответ ее муж вызвал наглеца на поединок и ранил его в честном поединке. Это стало известно Третьему сословию. Мужу Ирен угрожали сносом и депортацией на Имбирные острова, в ледяную пустыню. Кстати, так поступили и с незваным гостем Ирином, в результате чего он умер на этих островах от цинги.
Отчаявшаяся Ирен принесла сертификаты и поняла, что есть человек, который при желании может решительно решить какую-то проблему. У него есть свое место в палатах, как принято говорить, под названием «офис». Этот человек известен вам как Раштутин. Последний находился в своем «кабинете» в компании нескольких высокородных дам, с которыми Растутин рассеянно беседовал. Увидев Ирен, он грубо спросил, что ей нужно. Когда она рассказала о своем несчастье, он, оценив ее надменным и жадным взглядом, жестом указал на соседнюю комнату. В этой комнате не было ничего, кроме жалкой железной кровати с грязным матрасом. Мне даже неловко рассказывать о том, что произошло дальше. Бедная Ирен залилась слезами, когда осмелилась рассказать, что именно произошло.
Матильда Федоровна вышла из читальни, испытывая нехорошее предчувствие. Немидова, что ты там думала? Поколебавшись, она снова начала читать.
Ирен остановилась в замешательстве и непонимании перед видом Растутина и группы женщин, которые толпились в дверях и с любопытством заглядывали в комнату. Один из них, увядший, с неприятным лицом, резко сказал:
— Ну, в чем дело? Раздевайся!
Оглянувшись вокруг себя в замешательстве, Ирэн увидела только презрительные улыбки женщин, суровое, жестокое лицо женщины-командира и любопытный мелочный взгляд Раштутина. Все стояли и ждали с явным нетерпением. Понимая, что другого выхода нет, кроме как выполнить необходимое, Ирен, разрыдавшись, стала собирать одежду одну за другой, развешивая вещи на подставке. Все вокруг восприняли это как забаву. Растутин, ухмыляясь, в одних шелковых брюках, наблюдал за злополучным, кольцом брюк в нижней части живота. В итоге Ирен осталась только в корсете, чулках и брюках. Тем временем злая женщина, подняв гибкий прут, уперлась в него и потребовала поторопиться. Заплакав от стыда и унижения, Ирен заставили снять туфли, чулки и корсет, оставив ее одну в одних брюках, стоя спиной к сыпи и прикрывая руками обнаженную грудь. По суровой просьбе своего мучителя она, вся в слезах, обратилась к рашотутину, который пристально посмотрел на нее масляным взглядом. Несмотря на присутствие наблюдающих дам, он сбросил брюки, оставив только шелковую рубашку. Ирен в ужасе уставилась на этого голого и бесстыжего рыжего с возбужденным мужским органом огромного размера, который, судя по всему, был ошеломлен Ирен.
— «Смотрите, какой он!» — насмешливо сказал Растутин.
Он приказал женщине подойти к нему и приказал ей взять его возбужденный горячий орган и стимулировать его своими кончиками пальцев. Несчастный был вынужден выполнять его гнусные приказы. Растутин посмотрел на Ирину большими глазами, выпученными от удовольствия, затем стал хватать ее обнаженные груди и грубо сжимать их. В конце концов, он схватил ее за задницу одной рукой, а другую запустил в ее штаны, ощупывая ее интимные части своими толстыми, табачно-желтыми пальцами с грязными ногтями. Ирен, сдерживая слезы, умоляла этого свободного человека прекратить мучить ее. И тут Росог получила удар от злой женщины, которая приказала ей не останавливаться и «отступила от святого отца». Святой отец» в это время, закурив, стал вводить в Ирину палец, имитируя половой акт. В то же время он внимательно следил за ее лицом. У Ирен не было выбора, кроме как терпеть эту пытку.
Читая эти строки, Матильда Федоровна была тронута. Ее руки проникли под ночную рубашку, она раздвинула ноги и ввела средний палец во влажную половую щель. Запрокинув голову и закрыв глаза, она гладила себя дрожащей рукой, чувствуя нарастающее возбуждение. Она слышала собственное дыхание, учащенное и дрожащее. Она почувствовала приятное возбуждение, которое впервые испытала в детстве, когда нашла для себя такой способ выплеснуть свои чувства. Сцена, описанная Фрейлиной Немидовой, разыгралась перед ее глазами во всех подробностях. Отец Грег вдруг предстал перед ней в совершенно ином свете, в совершенно необычной для ее духовного наставника роли. Она представляла, как палец святого отца, которым он обычно крестил ее, извращенно и грубо входит во влагалище Ирины, с которой Матильда Федоровна была коротко знакома. Она даже помнила, как выглядел ее муж, офицер Лейб-гвардии. Немного успокоив дыхание, Матильда Федоровна, не отрывая пальца от мокрого, горячего оврага, продолжала читать.
Ирен, буквально сведённая с ума злобным слабаком, продолжала водить пальцами по мерзким гениталиям Растутина. Последний незаконно и безнаказанно продолжал возбуждать женщину, стоящую напротив него, против ее воли. Отвратительная женщина из клана Растутиных, также действуя жестоко, развязала сзади тесемки брюк Ирен, в результате чего несчастная женщина оказалась полностью обнаженной на виду у бессовестной толпы и, более того, с рукой ее мучителя между ног, которой развратник терзал Ирен, доводя ее до постыдного болезненного возбуждения. После чего этот человек вытащил свои пальцы из чрева Ирен, показав всем, какой влажный вид они приняли. Под понимающие взгляды и лукавые улыбки присутствующих, подталкиваемая надсмотрщиком, Ирен была вынуждена лечь на кровать и лечь на спину. Она отвернулась к стене, насколько могла, чтобы не видеть похотливого рыжего Растутина, забравшегося на нее сверху. Его отвратительная помощница подняла ноги, чтобы помочь своему хозяину удержать беззащитную жертву. Ирен не смогла сдержать стон, когда чудовищный член мужчины, твердый и толстый, как лом, начал проникать в нее, заполняя ее внутренности до краев. Этот монстр, «отец Грег», растоптал святость брака Ирен с ее любимым мужем, незаконно заняв его место силой и с особым цинизмом. Ирен была принесена в жертву этому чудовищу, которое с фырканьем и криком начало терзать несчастную Ирен своим развратным органом. В тошнотворном сладострастии зад Растутина двигался вверх-вниз, со скрипом сотрясая расшатанную кровать и вдавливая свою жертву в грязный, засаленный матрас. Ирен потеряла счет времени и хотела только одного — чтобы вся эта мерзость поскорее закончилась.
Посмотри мне в глаза, дочь моя!» — построил Растутин, — «Сейчас я тебя разочарую!
Ирен тут же получила пощечину от злой тетки:
— Кто это сказал? Посмотри мне в глаза!» — шипела она, дергая Ирен за волосы.
Последний был вынужден посмотреть в глаза демона. В этот момент этот отвратительный мужчина дернулся в своем отвратительном залпе, полностью лег на женщину и прильнул к ее щеке своими толстыми нечистыми губами. Он лежал неподвижно, принюхивался, затем громко заскулил. Его багровый член, с силой напружинившись, с восхитительным звуком покинул измученное тело растрепанной женщины. Мужчина одернул шелковые брюки, под которыми торчал детородный орган, и вышел из комнаты, с улыбкой оглянувшись на Ирен в дверях.
— Не беспокойтесь о моем муже, о моей дочери!
Ирен, потрясенная унижением и насилием с его стороны, боролась, но в этот момент на нее набросились три женщины. Двое из них держали Ирен за руки, в то время как та самая злая женщина, грубо подняв ноги Ирен, согнув их в коленях и раздвинув себе, припала ртом к разорванному лону Рабути с таким шумом, что страдающее лоно полностью наполнилось. Затем, поднявшись, она стала бить Ирен по щекам, вызывая у нее рыдания. Воспользовавшись этим, злобная фурия выплеснула ей в рот все, что высосала из влагалища изнасилованной женщины.
— Ну же, леди! Глотай! Глотай, сука!
Ей зажали рот и нос, поэтому измученная Ирен была вынуждена глотать весь этот мерзкий клей. Потом, повеселившись, они потеряли к ней всякий интерес, и Ирен выбежала из этого «офиса» на четвереньках, опасаясь чего-то еще более страшного. Что касается Растутина, то этот чудовищный человек сдержал свое обещание, и муж Ирины не был репрессирован. Ирен, конечно, скрывает случившееся от моего мужа, и я прошу вас не выдавать тайну моему другу.
Матильда Федоровна читала этот рассказ, изредка прерываясь, чтобы ТОС мог заняться самоудовлетворением. Но это помогло плохо. Причина была в том, что у Матильды Федоровны давно не было близости с мужем. Ее муж Константин Александрович долгое время находился на восточном фронте. Тоскуя по мужу, она заглянула в его кабинет и там в одном из ящиков, поверх каких-то бумаг, нашла его фотографию, которую считала утерянной. Она подарила эту фотографию своему будущему мужу сразу после помолвки, еще до свадьбы. Настойчивых вопросов о том, почему фотография была скрыта от глаз, не возникало, поскольку она, очевидно, страдала чем-то похожим на подливку и была покрыта непонятным жиром. Мысленно простив мужа за эту небрежность, Матильда Федоровна взяла фотографию с собой и положила на столик рядом с кроватью в спальне. Теперь, глядя на эту картину, она размышляла над прочитанным. То, о чем ей рассказала Фрилинн Немидова, никак не соответствовало образу ее духовного наставника Грега. Да, отец Грег из простых пряничных крестьян. Но он очень умен и обладает магическими способностями к исцелению, поэтому может не обращать внимания на отсутствие обычного интеллекта. Теперь, вспоминая последние слова Фрейлиной тетради, Матильда Федоровна возмущалась полной несдержанностью ее пера и невероятно извращенным воображением. Она протянула руку и потянула за один из витых шнурков, ведущих в комнату дежурной горничной. Через минуту Немидова вошла в покои императрицы.
«Послушай, дорогой, — начала Матильда Федоровна, — я прочитала твое сочинение, и оно стоило мне немалых моральных усилий: «То, о чем ты пишешь, — это просто неслыханный разврат. Что у тебя есть?
Горничная выглядела явно ошарашенной, уставившись на картину, которую Матильда Федоровна только сегодня поставила на прикроватную тумбочку.
— Эта картина, — пробормотала служанка, — где. Зачем вы его туда положили?
Но это моя фотография. Я подарила его своему мужу перед свадьбой. Он пострадал, но я намерен заказать копию. что здесь не так?
«Все хорошо, мадам, но вы видите, что она испорчена. Ваш муж рассказал вам, как это произошло?
— «Нет, — удивленно протянула Матильда Федоровна, — но неужели это так важно?
Горничная колебалась, пытаясь улыбнуться.
— Конечно, вы правы, это не имеет никакого значения, — сказала она, глядя вниз.
Матильда Федоровна внимательно посмотрела на нее.
— ‘Вы знаете что-нибудь важное об этом? Скажи мне!
Мадам, я так думаю.
— Скажи мне!» — кричала ей Матильда Федоровна, — «Ты что-то знаешь, так не скрывай от меня ничего!
— Как пожелаете, ваше величество.
Она колебалась, собираясь с мыслями.
‘Его Величество Константин Александрович только что прибыл на своей яхте с помолвки с Вами, Ваше Величество. В то время я был в яхт-клубе по делам суда. Я уже пробирался к выходу с территории клуба, когда услышал неясный шум со стороны прохода, где находился старый консьерж. Охваченная женским любопытством, я подошла к полуразрушенной двери домика носильщика и заглянула внутрь. То, что я увидел внутри, поразило меня чрезвычайно и неприятно. Позвольте мне не продолжать, Ваше Величество, это выше моих сил!
— Говорите, — напряженно приказала Матильда Федоровна, любопытство которой уже разгорелось, и она отдала бы все на свете, чтобы понять эту загадочную историю.
— Я увидел маленькую придворную девочку без корней, внучку смотрителя яхт-клуба. Она, одетая в простой сарафан, сидела на чем-то вроде кровати, застеленной холстом, ее юбки были подняты, а бедра откровенно раздвинуты. Ее лицо было осунувшимся, глаза закрыты, и она шептала что-то, чего я не мог разобрать. Мои глаза привыкли к темноте, и в полумраке я смог различить фигуру мужчины, стоящего на коленях перед ней, близко. Наклонился к ней очень близко. Вы понимаете, мадам. Говорить об этом нелегко. Это был мужчина в прекрасном военном костюме с головой. Он находился между ног этой развратной девушки. А лицо, которого не было видно, было плотно прижато к промежности. В то же время девушка, проведя руками по волосам мужчины, кусая полные губы, повторила: «Господин». Суверен. О, ваше величество!
— ЧТО. — Матильда Федоровна вскричала: «Да, ты с ума сошла, Немидова! О чем ты говоришь! Какой суверен?!
— Я расскажу вам, что произошло, ваше величество, — фройляйн фыркнула, — Но если вы желаете, я не буду продолжать.
— Продолжайте!» — рявкнула Матильда Федоровна.
Человек в форме сказал неопределенно, как будто его рот был чем-то занят, приглушенно: «Коти! Зови меня Коти, Тиля. И узнал голос государя.
— Боже мой!» — простонала в ужасе Матильда Федоровна.
«Кроме того, — неумолимо продолжала придворная дама, — я слышала звуки непрерывного облизывания и посасывания, как будто кто-то с аппетитом лизал сахарную косточку. «О, Тилия! Я больше не могу!» — раздался стон Константина Александровича. Затем эта развратная девушка вдруг достала эту фотографию. Вот эта фотография, императрица, и приложите ее к лицу. А император, быстро поднявшись и склонившись к голове девушки, с приснопамятными стонами «О, Тиля, Тиля!» стал обливать вашу картину потоками своей страсти.
— Немидова, — страдальчески всхлипывала Матильда Федоровна, — ты чудовище, ты просто чудовище. Правда ли то, что вы говорите?
— Ваше Величество, — с сочувствием ответила Фрилин, — это правда, настоящая правда!
Императрица выхватила подушку и спрятала в ней свое лицо.
— Боже мой! Что это для меня? Она плакала приглушенным, всхлипывающим голосом.
Служанка села на кровать рядом и осторожно положила руку на плечо государя.
— Ваше Величество! Подумайте, как ваш муж любит вас! Не было времени оставить вас; он сразу же, не выдержав разлуки с вами, был вынужден прибегнуть к услугам простого незнакомца. Ваше Величество! С его стороны это не было предательством, ведь эта девушка была почти животным.
— Да, но. — Рыдающая Матильда Федоровна — Что вы с ней сделали? Вы понимаете, что это было? Это действительно так.
«Эта грязная девчонка лизала промежность», — безжалостно подтвердила Фрилин, — «но ты же понимаешь». На самом деле он мечтал сделать это с тобой, но боялся, что ты сочтешь его извращенцем и отвернешься от него. Он. Он воплотил вашу мечту, не так ли?
Матильда Федоровна удивленно посмотрела на горничную.
— Да! Конечно, нет! Это. Это был немыслимый разврат. Немыслимо!
— Ну, вот видите, — сочувственно вздохнул Фрейлин, — значит, его мечты так и остались мечтами.»
Матильда Федоровна растерянно потерла лоб.
— Действительно. Было ли это так приятно для него?
— Ваше Величество. На самом деле, он хотел бы быть с вами покладистым. Я слышал о таком способе джентльменов доставить удовольствие даме и даже. И даже сам принимал такое удовольствие.
— Вы?» — государь сделал паузу, изумленно глядя на служанку, — «но это то же самое. Это отвратительно!
Уверяю вас, нет, ваше величество. Очень приятно получать такие милости. Кроме того, он становится модным при дворах Гишпании, Гилии и Гранти. Осмелюсь предложить вашему вниманию этот весьма любопытный фривольный роман Грандеса. Прошу вас, государь.
Немедова достала небольшую пухлую книгу и положила ее на прикроватную тумбочку.
— Кроме того, недавно мне прислали журнал «Гранцуз» с художественным изображением известных вам деяний господина Растутина. Я прошу вас взглянуть на него.
— Ты предлагаешь мне еще одного отвратительного Паскуилло в отцы Грегу? В моей записной книжке уже достаточно отвратительной истории вашего сочинения. Я возвращаю его вам.
«Спасибо, Ваше Величество». Впрочем, вы можете сами поговорить с Ириной Протасовой, я только изложил ее историю на бумаге.
— Расскажите мне об этих плохо составленных историях в стиле анатолийских грандов. Сейчас это не большая грантоедская революция, у нас есть твердая монархическая сила, у нас есть империя. Иду.
Оставшись одна, Матильда Федоровна машинально потянулась за иллюстрированным журналом, который она рассеянно просматривала — пока не наткнулась на рассказ с тщательно выполненной иллюстрацией, изображавшей спящую на кровати девочку с животным крестьянином со взлохмаченной бородой и перекликающимся интеллигентом в копейке. Немного поколебавшись, она погрузилась в чтение.
Эта история основана на сухом отчете агента сыскного отдела тайной полиции, который случайно попал в руки нашего журналиста. Читатель может сам составить впечатление об «ордере».
«Эти гады только и делают, что дискредитируют нас, — пробормотала Матильда Федоровна, — Мужик, ха!
Хорошо известно, насколько важен пост министра в Исбири. Такая позиция открывает широкий доступ к личному обогащению за счет государства. Следовательно, желающих занять этот пост в избытке. По сложившейся ситуации, назначить на этот пост могут только одного человека: любимца Царицына, Грега Растутина.
— Любимый!» — вспыхнула Матильда Федоровна, — «как они смеются, злодеи!
Мы понимаем, что один из правительственных чиновников по фамилии Гринев обратился к вышеупомянутому Растутину за помощью в этом деле. Как обычно, Растутин встретил его грубо.
— «Что пришло? НО! Я знаю, что вы отказываетесь от услуг министра.
— Так точно, ваше превосходительство, — ГРИНЕВ извивался в старческом поклоне.
«Что я, ваше превосходительство, в заднице, — мрачно сказал Мужик. «Я — пастырь душ заблудших, смиренный монах Гревко. «Ты перевел деньги в сиротский банк, я знаю. Только деньги не будут выкуплены. Дайте мне фотографическую карточку.
Растутин свободно рассмотрел фотографию, протянутую заявителю.
— «Вот этот, — прорычал он, указывая желтым пальцем с грязным ножом, — вот кто».
— Не-а. Это моя дочь, Эмили.
— Молодой, — удовлетворенно сказал Растутин.
— «Это точно, сэр, отец. Очень молодой, ученик гимназии. — пробормотал Гринефф, побледнев.
— Ну, Фретт. Я приду к тебе завтра, так и быть. Что вы стоите? Вы узнали, не так ли?
— Правильно. Конечно, сэр, — пробормотал Гринев, кланяясь и поддерживая.
— Ну же, синий. Продолжайте читать тринадцатую главу Св. Джиоан, — обратился отец Грег к стоящему рядом послушнику.
-. И сказал Ему: Господи! Ты моешь мне ноги? И сказал в ответ: что Я делаю, не знаете ныне, но узнаете после. — Иди за ним.
Растутин явился в дом Гринева на следующее утро, был встречен хозяевами дома и прошел к праздничному столу с самоваром. Съев пирожное и с грубым чмоканьем выпив чай из блюдца, Растутин поднялся на ноги во весь свой гигантский рост и, вытирая липкие пальцы о шелковые сине-зеленые брюки Хамелеона, нетерпеливо сказал
-Ну, а где дочь? Звоните, тяните время.
— Позвольте мне, — прерывающимся голосом пригласил Гринев.
В соседней комнате на кровати сидела хрупкая девушка с тонкими чертами лица и широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела на Раштутина. Последний, ухмыляясь, грубо массировал ее гениталии прямо через брюки. В комнате воцарилась мертвая тишина. Затем грязные изношенные сапоги полетели на пол, и Растутин поспешно стянул штаны, а затем и подштанники. Девушка с ужасом посмотрела на стоящий массивный член Растутина с гарпуном в форме окровавленной головки, на волосатую массивную мошонку с большими яйцами и закричала, закрыв лицо руками и отвернувшись.
«Под нее, мама, мама», — приказал Растутин стоявшей рядом хозяйке, белолицей и судорожно сцепившей руки в замок.
— Идемте, быстрее! вскричал Гринев в отчаянии.
— Нет!!!»- закричала девушка и бросилась к двери, но Гринев поймал ее.
Девочка, всхлипывая, прижалась лицом к синей груди отца, а мать, заливаясь слезами, стала закрывать платье девочки и расправлять ее нижнее белье. Растутин смотрел на него расширенными глазами, нежно терзая его член. Через несколько минут девушка была полностью обнажена, и Растутин с удовольствием скользил глазами по ее стройному телу, по тонкой талии, по чистой девичьей попке, по нежным плечам, вздрагивающим от рыданий. Отчаянно рыдающую девушку, прижимающую руки к обнаженной груди, насильно подвели к кровати и положили на нее сверху. Она сжалась в клубок, пытаясь отгородиться от чужих взглядов. Растутин подошел к кровати по-деловому невозмутимо, засуетился, потянулся, нагнулся над девушкой, прижался к ее животу и со звериной силой развел их в стороны.
— Нет!!! Нет!» — раздался пронзительный, отчаянный крик девушки.
Она продолжала прикрывать груди руками, пока ее насильник, ухмыляясь, осматривал нетронутый девственный цветок любви к своему юному творению.
— Пожалуйста, не надо! Нет необходимости!» — голос девушки перешел почти на шепот, она уже захлебывалась собственными слезами и отчаянием.
Растутин сильно навалился на кровать, с силой прижав свои крепкие мускулистые загорелые бедра к стройным изящным бедрам дочери ГРИНЕВА.
— ‘Это плохо, дочь моя, дочь моя, — бормотал он, учащенно дыша, — Бог велел всех любить, всех! Спаситель любит тебя. Прими мою любовь, дочь моя.
Сломив жалкие попытки сопротивления изящного, почти детского тела и жадно вглядываясь в наполненный ужасом мир со слезами на глазах, Рустутин, прижав девушку к кровати одной рукой, другой направлял ее возбужденный половой орган. Девушка больше не могла ничего сказать, и тогда воздух комнаты разрезал ее отчаянный крик. Госпожа задыхалась и теряла сознание, теряя сознание. Ее голова, как неодушевленный предмет, тупо ударилась об пол. Член Растутина, грубо, как таран, вторгаясь в невинное лоно и разрывая его на части, без остановки, с чудовищной силой двигался вперед, пока полностью не заполнил влагалище впавшей в бесчувствие девушки. Ее глаза наполнились слезами, ничего не выражая, она смотрела в потолок, ее голова покачивалась на подушке, подрагивая от каждого жестокого толчка его члена, торчащего окровавленной лозой. Растутин сдвинулся и двинул своим членом в тугой, грубый и жестоко распятый орган девушки, удовлетворяя животную похоть. ГРИНЕВ отвернулся к окну, не в силах смотреть на него, но голос Растутина заставил его повернуться.
— Принесите воды, послушайте, — прохрипел он, — ваша дочь рыдала. На фоне формы пусть восстанавливается, а потом как мертвый труд.
Горлышко графина на стакане мелко взболтали. Гринев подошел к кровати и увидел лицо дочери с полуприкрытыми мертвыми глазами. Дрожащими руками он плеснул на нее стакан воды, и она вспыхнула, но дочь не проснулась.
-Как она хороша! Сомбула полностью. И здесь вы не стоите как пень. Спойте что-нибудь, «вечерний джингл» спойте.
ГРИНЕВ повернулся к окну и запел срывающимся голосом. Этот урок позволил ему немного отпустить происходящее. Руки за спиной заставили его оглянуться. Остывающий труп Растутина придавил тело его дочери, ее голые ноги, насильно раздвинутые, свисали с кровати. Задница была покрыта потом, ягодицы нагло трепетали, а сам он, зарывшись бородой в голое плечо девушки, заскулил. Последние неконтролируемые, грубые толчки.
— Ты хорошо поешь, — вздохнул Растутин, и сосок всей своей тяжестью сдавил тело дочери Гринева.
Он лег, отдыхая. Он встал, понюхал, почесал яйца. Он осмотрел лежащее перед ним тело.
— Приходите на служение. Я справлюсь, — сказал он, выходя из комнаты, — и не убегай, мне это не нравится.
ГРИНЕВ остался один. Его жена продолжала лежать без сознания у стены. И тут до Гринева вдруг дошло: «Я — министр! Я — священник!» В его груди поднялась сладкая волна. Он открыл окно, и свежий воздух ворвался внутрь вместе с шумом улицы.
— Эмили, я священник! И теперь у тебя будет все!
Он вскочил рядом с кроватью, где без сознания лежала его дочь. Он присел и обнял ее за плечи, поднял, нежно погладил по щеке, лаская ее лицо. Каким-то образом его рука, опустившись, легла на теплую, податливую грудь девушки. Он чувствовал, что это неправильно, но должен был признать, что когда он стоял у окна и слышал позади себя мерный скрип кровати и пыхтение отца Грега, у него в штанах началась непроизвольная эрекция. И теперь, от возбуждения от увиденного, от своих развратных прикосновений к обнаженному телу дочери, от осознания своей полной победы, ибо все это было необходимо, он чувствовал, как его энергия и чувства требуют выхода. «Я могу!» — все было радо этому — «Теперь могу! Все разрешено». Он положил дочь на кровать с круглым пятном крови и пятном жирной спермы. Ее ноги были по-прежнему широко раздвинуты. Дрожа, покрываясь потом и ледяными пальцами, он расстегнул ширинку своих брюк. После упругого раздвигания ткани брюк его эрегированный член выскочил наружу. Грин прыгнул на кровать и прижался к выпуклости податливого тела своей дочери.
— Дочь, — вздохнул он, его дыхание было быстрым и горячим, — тебе все равно. Хуже не будет. И для меня. Я могу? Могу ли я иметь дочь? I. Я быстро.
Он дернулся в ее руках и не слишком большой официальный член, преодолевая слабое сопротивление набухших половых губ, легко вошел во влагалище дочери, образовав сыпь и смазав ее своей спермой. Удовольствие от овладения молодым телом росло. Чтобы усилить удовольствие, он повернулся к ней лицом, подглядывая за тем, как опасно она дергается от его толчков. Почувствовав, что осознание того, что он доставляет недопустимое, удовольствие от запретных ласк, он ощутил невыносимое наслаждение, которое заставило его быстро эякулировать. Пытаясь продлить удовольствие, он пел в надежде, что это отвлечет его. — Век. Вечный звон. Вечер. Z. Ооо!» Его член дергался, не переставая, торопливо вливая сперму в живот дочери. Как и Растутин, он распространялся по тонкому эластичному телу. Постепенно оргазм проходил, впуская реальность в мозг. Поднявшись, он поспешно накрыл дочь одеялом и только после этого вставил свой член в ее штаны. Schlitz Gulfy был испачкан холодным липким веществом. Кое-как вытерев одеяло уголком, он подошел к столу с графином и стаканом. Его жена, начав смотреть на поток воды, в недоумении огляделась вокруг.
«Ищи Эмили, — приказал он ей, — я иду в министерство».
Он быстро взбежал по парадной лестнице. Все пело в его душе.
Вспомнив эту историю, Матильда Федоровна болезненно нахмурилась. Гринев? Я знаю этого министра. Я одобрил его. Действительно ли все это правда? Нет! Этого не может быть. Все это слишком чудовищно. Проклятые царапины!» Было тихо, и на нее мягко навалилась теплая дрема. Она вдруг вспомнила, как недавно няня кукурузника, застенчиво пряча глаза и краснея, принесла ей томик французского романа, найденный под подушкой ее воспитанника. Сам роман казался пустым и неинтересным, но непристойные, неприличные иллюстрации к нему привлекли все внимание.
За ее закрытыми веками беспорядочно мелькали легкомысленные картинки из французского романа, принесенные придворной дамой. Перед ее внутренним взором оживали образы обнаженных женщин и мужчин, совокупляющихся друг с другом в развратных чувственных позах. Низ ее живота постепенно нагревался, затем появилась волнующая тяжесть. Рука Матильды Федоровны привычным движением потянулась к укромному местечку между ног, сжатый средний палец теперь искал вход в обитель женской страсти. Она вздрогнула, представив, что ее сын тоже наблюдает за ними. «Он мастурбирует, мадам», — раздался в моей голове голос няни, — «И он изнуряет себя несколько раз в день».
— Ваше Величество. — Раздался взволнованный голос няни: «Царевич плохо себя чувствует!
Даже не одевшись, Матильда Федоровна бросилась к телефону, срывающимся голосом позвала телефонистку, прождала целую вечность, пока наконец тихая трубка не заговорила низким, уверенным басом. А потом она взволнованно подошла к кровати сына и сцепила руки до скрипа в пальцах. Раздались громкие, уверенные шаги, и в детскую вошел отец Грег. Она бросилась к нему.
— Папа, мой друг, помоги!» — страстно кричала она.
Мальчик метался в постели в жару. Отец Грег грузно сидел на кровати, положив руки на лоб наследника, и расслаблялся, расслаблялся. Сильные руки старика бережно подняли его и подняли в воздух. Прижав мальчика к себе, священник начал ходить по комнате с мальчиком на руках, бормоча что-то сиплым голосом. Матильда Федоровна опустилась на колени у кровати, зарылась лицом в постель и зарыдала. Заплакав, она неожиданно уснула, и была разбужена тем, что кровать скрипнула от падения тела мальчика. Отец Грега положил сына на кровать, а она бросилась к сыну и прижалась губами ко лбу мальчика. Радость переполняла ее.
«Отец Грег!» — воскликнула она в оцепенении, — «Это чудо! Настоящее чудо!
Она, стоя на коленях, упала на голову сына. На нее нахлынуло чувство радости и облегчения.
«Чудо в руках Господа, дочь моя», — тихо сказал отец Грег и, преклонив колени рядом с императрицей, повернулся к углу с иконами и смиренно перекрестился.
Матильда Федоровна благочестиво последовала его примеру. Ее сердце наполнилось безмерной благодарностью. Ее грудь была теплой и легкой, а голос отца Грега звучал бархатисто в ее ушах.
— «Давай помолимся, мама, за любовь Господа, за любовь Бога, — раздался его приятный, убаюкивающий голос, — за любовь Господа к нам и за любовь нашего Господа».
«Примите мою любовь к вам, отец Грег!» — воскликнула неожиданно счастливая мать.
— «Я возьму его, мама!» — раздался в тишине внезапный страстный шепот «старика».
У Матильды Федоровны закружилась голова, когда она почувствовала сильные руки вокруг себя и горячие губы отца Грега, прижавшиеся к ее шее. Что-то в ней слабо сопротивлялось происходящему, что-то в голове шептало, что это невыносимо, но другой голос отвечал, что ничего плохого не происходит, и что неожиданная нежность исповедника неожиданно приятна, и что так же приятна неожиданная твердость мужских рук, сжимающих ее плечи, и что так приятно прогибаться под их тяжестью.
Дыхание Растутина обжигало за ее спиной сквозь тонкую рубашку.
— С любовью, мама! Любовь — это милость Господа, великая исцеляющая сила! Давайте возблагодарим Господа и подарим Ему нашу любовь.
— Только тебе, отец, я выражаю свою благодарность и привязанность, — прошептала Матильда Федоровна.
Руки мужчины стали упрямыми и властными, легко разошлись по тонкому покрывалу рубашки, легли на обнаженные плечи императрицы, а затем легким движением спустили рубашку на руки, обнажив ее до пояса. Инстинктивным движением она попыталась прикрыться руками, но не смогла: руки Растутина крепко держали их. Ей пришла в голову мысль, что хорошо, что царевич без сознания и не видит ее наготы, а губы Растутина шепчут:
«Любовь, мама, это любовь!» Отдайтесь любви! Любви.
Растутин шепчет горячо, горячо, и вот уже его рука лежит на упругой податливой груди императрицы, и ладонь сжимается от невольного крика, вырывающегося из его уст.
Слава Богу, моя дочь! Благодарите с любовью! Исцеляющая любовь.
Растутин жарко дышит ей в ухо, его рука уже сжимает ее грудь, то одну, то другую, грубо, нагло. И вот барчук зажимает в углу новенькую гувернантку, засовывая ей в руку наглой потной рукой купюру. Те грубые, покрытые табачной коростой пальцы, которые мучили Ирину Протасову, теперь делают то же самое с ней!
Слезы навернулись ей на глаза, когда она поняла это. Он фыркнул, жадно лапая императрицу Растутину, наслаждаясь своей властью над ней. И несчастная мать не смогла устоять перед спасителем своего ребенка. Теперь его рука забирается под груду подъюбников, нащупывает практичным движением узел ленты и развязывает его. Слабый, беспомощный крик Матильды Федоровны погружается в широкую ладонь мучителя, а его пальцы уже забираются в брюки женщины над животом и под ним, ощупывают жесткую щетку лобковых волос, ищут спрятанный интимный орган, играют с ним. Почти бешеный взгляд императрицы падает на портрет ее мужа, императора Константина, висящий на стене.
«Дорогая, я делаю это ради нашего сына!» Она закрывает глаза.
— «Пожалуйста!» — восклицает она рыдающим шепотом, с мукой избегая властной ладони, — «Пожалуйста, не здесь!
О, как отвратительно, как отвратительно это звучало! Возможно, именно об этом молилась Ирен, когда Грег повалил ее на кровать и изнасиловал на глазах у жестокой толпы. «Не здесь?» И где? В спальне на супружеском ложе? Она выходила в коридор из комнаты сына, поправляла разорванную блузку на голой груди, путалась в спадающих брюках, а потом, пожирая ее жадным взглядом, отец Грег тяжело и нетерпеливо стучал. Она входит в спальню и Как мерзко!
Грег фыркает. «Тише. Моя дочь. Не мешай принцу». Она зарывается лицом в кровать, стараясь не закричать, когда чужой палец раскрывает ее интимные губы и вторгается в ее грудь. И он движется туда, в горячую, влажную пещеру, возбуждая ее умелыми движениями против ее воли. «Боже, у меня точно такая же ситуация, как у Ирен! Боже! Неужели это происходит со мной? Этого не может быть! Но как это?» Ее мозг был разорван, она не могла найти выход из случившегося.
С тихим шелестом поднятые юбки упали на ее обнаженные плечи, а другая рука Растутина ласкала ее голые ягодицы. Затем ее голая спина накрыла подол расистского шлема священника. Растутин скакал за ней, стягивая штаны, потом с силой поймал ее руку, увлекая вниз, пока ее пальцы за спиной не оказались обхвачены горячим твердым мужским половым органом. Растутин стал подносить руку к своему члену.
— Пойдем, дочка. Остановитесь так. О. Хорошо. Например. Состояние. Дарин. Вот. Дао.
Отец Грег Вурцли, который надувается позади нее, обжигая лопатки своим дыханием.
— Прямая. Суверен. Непосредственно сам.
Матильда Федоровна подчинилась бесстыдному требованию отца Грега. Ей вдруг вспомнилась иллюстрация из легкомысленного романа «Великий князь», где полуголая разваливающаяся женщина, лукаво улыбаясь, направляла член на стоящего за ней мужчину в нарядном костюме. «Боже, как развратно! Я и представить себе не мог, какая она распутная!». Она задумалась. Внезапно она почувствовала себя героиней пошлого грансузского романа. «Я не виновата, — думала она, — я должна это сделать». Я всего лишь уступаю обстоятельствам». Она дала себе необычный повод превзойти себя. Головка мужского члена, направляемая ее рукой, была раздвинута его рукой, губы ее киски набухли от чувственного желания. Безошибочное «ааа!». Она вырвалась из ее губ, запрокинутых вверх, когда огромный член простого рыжего человека вторгся в святая святых ее королевской семьи. До этого в ее лоно, которое было значительно меньше, входил только член мужа, медленно, но неуклонно заполняя ее живот. Отец Грег сильно задышал, когда его эрегированный член вошел в лоно императрицы, а его бедра плотно прижались к ее теплой обнаженной попке. Тело королевы извивалось в объятиях торжествующего мужчины, простого мужчины под грубыми толчками ее живота. Непринужденные ритмичные звуки дымящейся пизды, поглощающей возбужденный член, небрежный шлепок толстого живота по голым ягодицам заполнили тесное пространство комнаты цесаревича. И громкий, прерывистый шепот жадного рта:
-В дороге. Суверен. И вот, мама. И так, государь. Мужчина из вас. Как мужская сука. Человек Григга. Черт. Хижина.
Отец Грег упал всем своим весом, прижатый к кровати. И скрип, кровать идет с перекатом. Голова принца откидывается на подушку. Жадные ладони мнут покорные груди его матери. Толстый, жилистый член мужчины, как поршень, ходит между полушариями гладкого нежного жреца. Блудный отец Грега Крисса:
— Я собираюсь уничтожить его сейчас. Я опущу его в королеву. Теперь, мама. Суверен.
Пауза. Речь, какой-то испуганный шепот:
— Блядь. Я действительно хочу. Я. Королева. Ядро. Блядь. Блядь. Бля!!!
В тишине было слышно торопливое дыхание мужчины и женщины, которые поняли, что их слышат после совокупления. Руки исповедника продолжали сжимать талию Матильды Федоровны, а его набухший половой орган продолжал дергаться Властелин образа в утробе. Наконец, поднявшись, отец Грег поправил расу, опустил поднятые юбки Матильды Федоровны и, неловко поглаживая ее по голове, прошептал:
— Все. Все будет хорошо, мама. Молитесь.
И он вышел, подкрался. Матильда Федоровна, с дрожащими руками, в драной одежде, с завязанным поясом брюк, уже начала пропитываться насквозь холодной и липкой, как желе, жидкостью. На негнущихся ногах она бросилась в постель, подошла к сыну и робко поцеловала его в лоб. С вымученной улыбкой она снова посмотрела на портрет своего мужа.
— Для тебя», — вздохнула она и вышла из комнаты.
Когда шаги матери затихли в коридоре, царевич Экси открыл глаза. Его щеки пылали от возбуждения. Он отбросил одеяло и осторожно спустил пижаму. Дрожащие пальцы мальчика обхватили торчащий тонкий член. Он закрыл глаза и тихо застонал.
Матильда Федоровна позвала горничную и попросила принести ей чай с лимоном. Однако она не пила чай. Лимонная долька была использована по-другому. Этому способу избежать нежелательной беременности ее научила тетя Фрида. Она растянулась на кровати и потянулась, как кошка. Впервые за шесть месяцев она вдруг почувствовала удовлетворение. Все это время ей приходилось сбрасывать накопившееся напряжение, тайком поглаживая себя, но это только раззадоривало ее нервы. А теперь. Она была хороша. «Отец Грег. Как исповедник, он никому ничего не расскажет. Его власть для меня мимолетна. А я — императрица!» Она успокоилась и почувствовала себя почти счастливой. «То, что Немедова говорит о нем, вероятно, правда. Он почти животное. Это просто глупое деревенское животное. Это даже нельзя считать изменой. Хорошо!»
Это пришло к ней из детства, когда она вместе со своим двоюродным братом Микой жила в особняке тети Фриды. Однажды, когда юная Матильда вошла в сад своей тети, к ней подбежал Микки.
«Пойдем, Тильда, там интересно!».
Микки, в отличие от Матильды, была хулиганкой и называла свою сестру «Тильда». Матильде часто нравилось участвовать в приключениях кузины, поэтому она неохотно последовала за ней. Девушки проникли в конюшню, где им было запрещено появляться. Микки приложил палец к губам и подтолкнул себя за ее спину. В полутемном пространстве Матильда вдруг услышала громкий вздох, а затем со страхом увидела в темноте чьи-то светящиеся глаза. Крем хотела убежать, но подруга поймала ее за руку.
— Не бойтесь! Это Джим.
JIM был Арапом, Абссотн о-Рунм Слугох, Кучером, Котороттуува. Джим был добрым и плохо говорил по-немецки.
— Мама наказала его и связала.
Руки Джима были вытянуты и привязаны к деревянной балке. Нигер быль ррактісскі обаскі, Ііссс с одно с-паЬе- роуній рроувазкой. Микки дернул Матильду за руку, и она осторожно приблизилась к черному слуге.
— Смотри!» — заговорщически хихикнула она и стянула повязку с бедра Джима.
Матильда, открыв рот, посмотрела на пах кочиса. В основном, она знала, как устроены мужские интимные части тела в соответствии с классическими картинами и скульптурами. Но то, что открылось ее глазам, заставило ее дрожать от возбуждения.
— Что это было? — Она в ужасе воскликнула: «Он что, урод? У него опухоль?
‘Pea-nis, я говорю, pea-nis! Его люди ставят.
Джим с жалостью смотрел на них, облизывая губы.
— Почему он такой большой?
‘Он еще не очень большой’. ‘Вы хотите сосредоточиться?
Микки, лукаво улыбаясь, вдруг приподняла подол платья так, что стали видны ее кружевные панталоны. Матильда была в шоке.
— Кто ты! Что. Господи, что это!
Она испытала еще больший шок, когда увидела, что «пенис» Джима внезапно увеличился в размерах и стал угрожающе большим. Матильда с удивлением заметила, что конец этой странной дубинки треснул, и из него начало выползать что-то вроде красной выпуклости. Матильда была признана недействительной. Они стояли рядом с Джимом, глаза разбегались.
— Здорово, не так ли? Микки прошептал: «Потрогай его.
Член Джима был бархатным на ощупь, к тому же он был горячим и довольно твердым. Матильда хотела спросить, зачем все это, но тут рядом раздался голос тети Фриды. Девочки бросились в темную камеру неподалеку и спрятались там. Вошла тетя Фрида.
«Так ах, — сказала она ледяным голосом, — ты скот!» Что ты позволяешь делать своей госпоже? Хотите кино?
— Кааспаша, Питте, не Нат! Смотреть Кааспаша!
Тетя Фрида потянулась к плетке, висевшей на стене.
— Каспаша! Питт! Мой но-финофит!
Pletkaѕ Prosvistela Vwzduхе, Opunskayasja na spin nigerа. — крикнул Джим. С каждым ударом девушки тоже вздрагивали и видели, как на теле Джима набухают багровые шрамы. Госпожа била слугу по спине, по попе, по ногам. Наконец она перестала кипятиться и внимательно осмотрела слугу. Vustulosida — Enes i-iggera, ibuh u-olodion. Тетя Фрида погладила ее по щеке. Она стояла почти вплотную к нему.
— Ты грязное мерзкое животное, Джим. Вы знаете это?
Джим молчал, всхлипывая. Слезы текли по его лицу.
— «Много грязных животных», — тихо пробормотала хозяйка.
Тетя Фрида поддерживала их спмну. Матильда увидела удивление и, подняв платье, вдруг опустилась на колени перед Джимом. Некотрое — время она словнос прижнюихиваливасси, а затем Взлала Вруку его онис иллила иико. Джим задохнулся и откинул голову назад.
— CAS. PA. Ша. А.А.
Матильда ошеломленно смотрела на свою подругу.
— Тетя Фрида. Что она делает.
Голова матери двоюродного брата двигалась взад и вперед, слышались чавкающие и мычащие звуки, как будто собака лизала кость.
— Ммм. Ммм. Ммм. — Это было от экономки.
— А. А.А. — повторил мой слуга.
Его бедра двигались вперед и назад в ритм движениям головы домохозяйки. Микки повернул бледное лицо к своему другу, но ничего не ответил. В какой-то момент Джим моргнул и дернулся в своих руках, которые были там, и это продолжалось долгое время, а затем он затих и обвис. Тетя Фрида встала, отвернулась от слуги, сплюнула на землю и вытерла рот платком. Затем она подняла повязку и перекинула ее через бедра служанки. Она вышла, и Матильда издалека услышала ее властный голос:
— Веди Джима к развязке!
Девочки быстро выбежали из хлева, но Матильда успела заметить лужу мутной, густой жидкости, куда плюнула тетушка. Девочки вбежали в парадный вход в дом. Они покраснели и бросили смущенный взгляд. Здесь, у основания широкой лестницы, стояла мраморная статуя Купидона. Микки наклонился к уху Матильды.
— ‘Ты хочешь быть похожей на маму?
И она, не отрывая глаз от сестры, вдруг приблизила свое лицо к скульптуре и взяла детский пенис скульптуры в рот. Матильда почувствовала странное возбуждение от этого непристойного кузена. Теперь, лежа в постели, она вспоминала, как, прокравшись ночью, проникла в парадную и с колотящимся сердцем поцеловала холодный пенис Купидона, а затем, по примеру кузины, вставила его в свой Рот вместе с крошечными мраморными яичками.
Болезненный приступ нездоровья снова постиг наследника престола, и снова был вызван королевский духовник. Несколько часов подряд он читал молитвы, держа молодого человека на руках. А когда болезнь отступила, он уложил наследного принца на кровать. Матильда Федоровна все это время молилась, стоя на коленях в своей спальне. Когда дверь со скрипом открылась в тишине, она повернула к нему свое прекрасное лицо. Огромный силуэт исповедника появился в полумраке комнаты. Бросившись к нему, она опустилась на колени и стала целовать его руки, пахнущие табаком. Растутин смотрел на нее темными колодцами безумных глаз.
«Целуй меня везде, дочь моя!» — произнес он властным приглушенным голосом, — «Благодари Господа за его милость!
Он сбросил свою монашескую рясу и рухнул на королевскую кровать, спустив ноги.
Матильда Федоровна повиновалась. Она испытывала странное наслаждение от этого послушания, дарованного ей суровым исповедником. Изящные изнеженные руки императрицы начали снимать грязные, пахнущие дегтем простые крестьянские сапоги.
— Снимите брюки и нижнее белье.
Матильда Федоровна, стоя на коленях, ругала своего духовника. Растутин лежал распростертый. Из темного клубка шерсти под животом выпал его большой и толстый член.
Целуй ноги, мама.
Изысканные губы королевы коснулись пальцев ног Растутина, распаренных и пахнущих ножными полотенцами.
— Выше, выше, мама!» — прорычал мужчина.
Обхватив волосатые ноги Растутина, Матильда Федоровна целовала их. Ее благоухающее лицо прижалось к коленям крестьянина, затем к его бедрам, поднялось выше и непроизвольно прижалось к ногам священника. Прямо перед ней пульсирующий член уже набух и поднимался отрывистыми движениями.
— Поцелуй Муди, сука!» — жадно прошептал Растутин.
Он встал, фыркая и наблюдая, как губы королевы касаются его волосатой потной мошонки, когда она наклонила голову, прижимаясь к основанию его члена. Мозолистые пальцы мужчины впились в элегантную прическу королевы, созданную французским парикмахером, схватили ее за волосы и притянули к себе. Растутин поднялся, тяжело дыша. Его толстый живот вошел внутрь, раздулся и опустился.
— Пошла ты, дочка!
Он властно притянул голову императрицы к себе. Перед самым лицом Матильды Федоровны из крайней плоти внушительного члена Растутина высунулась толстая, словно лакированная, нетерпеливо трепещущая головка. Ноздрей императрицы коснулся дурманящий запах несвежего мужского естества. Ягодицы Растутина наклонились вперед, и его эрегированный, прямой член прижался к ее лицу, пока грубая, волосатая кожа мошонки не коснулась ее мягких губ, словно наждачная бумага. Со вздохом удовлетворения Растутин покачивал бедрами, когда его гениталии терлись о ее прекрасное лицо.
— Давай, мамочка, без мочи!
Растутин ввел головку своего члена, по которой уже ползли капельки возбуждения, в губы императрицы.
Возьмите его, это Божий дар!
Она не могла сдвинуться с места, ее голову крепко схватила рука, массивная, как стена. Матильда Федоровна, понимая, чего от нее хотят, все же медленно и нерешительно открыла рот, и впервые в жизни горячая, гладкая головка жадно влезла в него. Кончик ее языка дернулся в отвращении, избегая щели, из которой сочилась липкая влага на самом кончике. Отец Грег испустил долгий, незабываемый вздох удовольствия. Отец Грег фыркнул, нетерпеливо двигая тазом, голова королевы всех имбирей беспомощно покатилась по его ладони, ее панический рот захлебнулся кашлем.
В спальне королевы, наполненной звуками развратных действий и похотливых наслаждений, не раздалось ни звука, когда дверь со скрипом отворилась и в полумрак комнаты заглянул изумленный, широко раскрытый глаз. Фырканье, рычание в неистовой похоти, мужские, пряные звуки влажного облизывания, ритмичные протестующие «М! М! М!» его матери — эти слова были открыты потрясенному претенденту. Не в силах оторваться от непристойного зрелища, с бьющимся в груди сердцем, Экзеус спустил штаны и торопливо вытащил свой мгновенно эрегированный член, начал сладко мастурбировать, не отрывая жадных глаз от непристойного зрелища и тяжело дыша через пересохший рот.
— «Императрица!» — задыхался Растутин, произнося непристойные, нецензурные слова, — «Просто полижи его. Да, ловите его губами. Зубы. Прячьте зубы, императрица, это очень больно! яйца. Хлопни своей королевской рукой. Пососи кончик члена у меня, у простого человека. Например. Отсоси. Сосать.
— Да пошел он. — Он продолжал мучительным, исповедальным шепотом: «Черт. Хорошо. Как. Королева. Соси. Трахни его Трахни, трахни, трахни. Ааааа ААА.
Голые ягодицы Ратхутина зашевелились, ускорили темп, затрепетали. Растутин стоял на дрожащих ногах, крепко держа в руках голову Матильды Федоровны.
— Нет, нет, нет. НЕТ. Глотай! Вот черт. Отсоси до конца! С конца. НО! НО! Ахх
В темноте кулак потерявшего дыхание царя Елисея, на дрожащих, скрюченных ногах, с закрытыми глазами и беспомощно открытым в беззвучном крике ртом, сладострастно извергал сперму одновременно со своим спасителем, под непристойные звуки.
И принц не заметил, как в тихом воздухе дворцового коридора колыхнулась и затрепетала тяжелая портьера, смятая нервным дыханием и прикосновениями вездесущей фройляйн Немидовой. Немидова исподтишка наблюдала за Елисеем, улавливая не только его взволнованное дыхание, но и звуки из спальни императрицы, ее общий кашель и резкие, неприятные слова Растутина. Тайное наблюдение возбудило ее, и, подглядывая за молодым человеком, она уже занималась запретным самообольщением, лаская себя рукой под одеждой. Средний и указательный пальцы сжали верхнюю часть ее половых губ, заставив розовый шарик ее клитора сладко пискнуть. С нетерпением, круговыми движениями, она увеличивала степень своего возбуждения, ускоряя темп все больше и больше, как в детстве, незаметно, моргая и прикусив губу. И когда возбуждение достигло предела, средний палец придворной дамы вторгся в горячую, уже влажную щель.
— «Да, да, давай!» — раздался покорный голос отца Грега, — «Гло… ти… черт! НО! НО! АААА!!!
Императрица подавилась звуком своего желудка. Закрыв глаза, с открытым ртом, она прижалась к стене Немедова, ее бедра быстро двигались, сжимая руку, зажатую между ее ног. Царевич Елисей тяжело выдохнул, обдав стену белесыми брызгами. Затем, взяв себя в руки, служанка увидела, как Елисей скрылся в своих покоях, а Растутин, тяжело дыша, вышел из спальни императрицы и топал по коридору. Она стояла в темноте за занавесом, настороженно прислушиваясь к тайным звукам дворца, но слышала лишь учащенное биение своего сердца.
Матильда Федоровна разрешила царевичу гулять в летнем саду, но только в сопровождении своей служанки. И на этот раз они медленно шли по тихим тенистым дорожкам, под шелестящим пологом листвы. Как обычно, они возбужденно говорили, на этот раз о новом сенсационном романе «Гранзиан» писателя Анатолия Гранца.
— Ваше императорское величество!» — смиренно сказала придворная дама.
— «Ну, Софи, — снисходительно возразил царевич, — я не император.
«Вы будущий император, — возразила Немедова, — Ваше императорское величество, — повторила она, заметив, как ее собеседник сказал: «Я прошу вас не предавать меня и не упоминать вашей матери, что я подарил вам томик этого романа, ибо это грозит мне большими неприятностями».
Она скромно опустила голову. Этот разговор был очень приятен Елисею. Образцовый субъект продемонстрировал свою полную покорность, и это было вдвойне приятно, поскольку его коллега, помимо всего прочего, была симпатичной женщиной. Она попросила у него прощения, и Елисей вдруг почувствовал, как приятно держать судьбы людей в своих руках.
— Софи, вы можете быть совершенно уверены во мне и знать, что я не обижу вас ни перед кем; однако, со своей стороны, я хотел бы просить вас о милости в ответе.
— Что, суверен? — спросила Немедова, отчего сердце юноши снова заколотилось от приятного предчувствия: «Я вся к вашим услугам!
«Я прошу тебя доставить мне удовольствие».
Он сделал паузу.
— Удовольствие особого рода? — спросил Фреллин невинным тоном.
Она присела на скамейку и улыбнулась, протягивая ему руку, приглашая сесть рядом с ней.
— О да, Софи! Но я, знаете ли, заблудился. Я даже не знаю, как выразить свою мысль.
«Позвольте представиться, государь!» Я вижу, у вас большой роман.
— Я боялась оставить его, вдруг он станет открытой матерью.
— Позвольте, ваше величество, — вежливо сказал Фрейлин, принимая из рук Елисея компактный том, — позвольте вашему слуге узнать себя!»
Она положила толстый том на край ладони, позволяя ему постепенно раскрыться. Заинтригованный страницами, он открыл том на одной из иллюстраций. Глядя на него, юноша густо покраснел. Рот Фрелины скривился в мимолетной улыбке.
— Встаньте на колени, ваше величество, — прошептала она со знанием дела на ухо молодому человеку.
Младшая из сестер-принцесс, Хлоя, была самой непоседливой и любопытной. И когда, задыхаясь, она прибежала к своей сестре Хильде, та ничуть не удивилась, но, оторвавшись от чтения, бросила на нее недовольный взгляд.
— Хильда! Хильда! Вот. Вот оно! Пойдем, я покажу тебе! Мы едем быстрее!» — воскликнула она громким заговорщицким шепотом.
— Господи, что? «Ну, что там еще, — сказала Хильда. Она хотела казаться взрослой, но любопытство быстро взяло верх, и она поспешила за сестрой.
Просто тииихо. Вы поняли? Поехали!
Они выбежали в дворцовый сад, помчались по дорожке, свернули в лес и по сигналу Хлои перешли на осторожные цыпочки.
— Шшшш. — Хлоя приложила палец к губам.
Они осторожно заглянули за широкий старый дуб на небольшую поляну, где одиноко стояла маленькая скамейка. Их взору открылось необыкновенное зрелище. На скамейке, откинувшись назад, сидела Фрейлина Немидова, а перед ней, на коленях, откинувшись назад, сидел их брат Елисей. Обтянутые чулками ноги Фрилин были согнуты в коленях и лежали на плечах молодого человека, когда тот зарылся лицом между развратных ног девушки. Голова принца постоянно двигалась, пока фрейлины, закрыв глаза, довольно улыбались.
— Выше, ваше величество!» — сказала она, погрузив пальцы в волосы Елисея и направив его голову.
— Ммм. — Сестры услышали блаженную муху своего брата.
— Что такое!» — убегал он от Хильды, — «Что он делает? Что она делает? Он. Он целует ее там! Боже, какая грязь!
«Мне кажется, она довольна», — прошептала Хлоя.
Хильда посмотрела на раскрасневшуюся сестру, и ее щеки тоже стали пунцовыми. Девушки вновь оказались вовлечены в необычное зрелище.
— Он не целовался, он. Лижи там!» — воскликнула Хлоя.
— Не говори так. Это невозможно!» — пробормотала Хильда, начиная дрожать.
— «Лизать!» — упрямо повторила Хлоя, повысив голос.
— Тише! Они услышат.
— Интересно, что они чувствуют? Как вы думаете?
— Я думаю, ты должна все рассказать маме.
— В этом нет необходимости!» — решительно возразила Хлоя, — «Елисей будет бить сильно. Нам нужно поговорить с ним.
Их диалог был прерван криком Немедовой.
— О, да, да, ваше величество!
Она согнула ноги, поставив его обувь на плечи принца, затем раздвинула колени, после чего обхватила бедрами голову юноши. Елисей быстро спустил штаны, обнажив гладкие белые ягодицы, и быстро провел рукой перед животом. Он застонал, а Хлоя и Хильда ошеломленно уставились на его брата и фрейлину, обнажившихся внизу. Фрейлины на плечах Елисея дернулись, голая задница принца дернулась, и стоны страсти огласили поляну. Принцессы смотрели, затаив дыхание. Хлоя с упоением облизывала губку.
— В Елисее. Такая красивая попка. Правда, Хильда?
«Ты сам не знаешь, что говоришь». Бесстыдник.
-Он бессовестный?
Тем временем Мегглз тоже не сводил глаз с гладкой попки брата. В конце концов, стоны фрейлин и принца смолкли, и Елисей натянул штаны, а Немедова поправила подол своего пышного платья и прическу. Принцессы спрятались за стволом дуба и замерли, когда звуки удаляющихся шагов стихли. Не говоря ни слова, они, как две хищные птицы, слетелись к скамейке, которая стала для них воплощением неведомых сил и страстей. Скамейка также сохраняла тепло горячих ягодиц Немедовой. Хлоя присела перед скамейкой и посмотрела на что-то внизу.
— Смотри, Хильда! Есть немного соплей.
Она осторожно прикоснулась пальцем к кустику травы, покрытому перьями с тягучей жидкостью.
— У Елисея есть насморк?
Хильда прикусила губу и покраснела.
— Глупый! Уходите отсюда. Это. Это сперма.
Она произнесла слово «сперма» с заметным усилием.
— «Что такое сперма?» — спросила любопытная Хлоя.
— Это жидкость, обнаруженная у мужчин. Есть ли что-то одно, что вы хотите показать? Мы идем в конюшню.
Девочки прошли через сад и подошли к продолжению забора. Там были ворота с собачьим стойлом. Вход охраняла прикованная собака, которая, приблизившись к сестрам, уползала, грохоча цепью.
— «Полкан, Полкан!» — весело позвала Хильда собаку.
Она важно и многозначительно посмотрела на свою сестру.
— Это горничная, которую вы мне показывали. Держите его за ошейник.
Хлоя опустилась перед собакой и начала копаться у нее под животом. Собака тупо уставилась и заскулила, оглядываясь по сторонам.
— Видите, если потереть здесь, то эта штука выйдет наружу. Видите?
— Ух! Какой красный! Здесь больно?
— Ну, нет! Он называется «пенис» и предназначен для партнера.
— Для какого приятеля это?
— Это когда одна собака забирается на другую. Уля показала мне. Других собак не было, и ей это нравилось.
Хильда встала перед собакой и опустилась на четвереньки. Затем она подняла и перекинула через спину верхнюю и нижнюю юбки. На девушках не было брюк, и Хлоя могла рассмотреть прекрасную попку своей сестры. В тот же миг цепь вырвалась из ее рук, и Полкан прыгнул на сестру, прислонившись к ней всем телом. Затем он начал быстро и стремительно отступать назад. Хильда, широко раскрыв глаза, в замешательстве смотрела, как прикованный дворовый пес накрывает ее сестру.
— «Посмотри туда!» — сказала сестра Хильды, ткнув пальцем.
Клоэ опустилась на колени и увидела красный острый нарост, быстро ползущий под живот сестры, между ее бедер. Она уже открыла рот, чтобы что-то спросить, но в тот же момент член Полкана прогнулся до конца и, подергиваясь, начал извергать струи мутной, липкой жидкости. Хлоя завизжала и подпрыгнула, яростно отплевываясь.
«Это кончаю», — сказала Хильда тоном школьной учительницы. Она уже была на ногах и поправляла платье. Полкан стоял неподалеку, облизывая губы и виляя хвостом.
В ту ночь Хлоя выскользнула из дворцовых покоев. Чутко прислушиваясь к неясным звукам ночи, она подкралась к воротам. Зазвенела цепочка, и теплый труп Полкана прижался к ее голой ноге. Клоэ расстегнула цепочку. Хвост Полкана шлепнул ее по коленям. Клоэ вцепилась в ошейник собаки, и они помчались по траве ночного парка, по дорожке и снова по траве. В темноте поляны виднелась знакомая скамейка. Клоэ села на него и прислушалась. В ночном парке было тихо, и только учащенное дыхание собаки будоражило неподвижный воздух. Клоэ откинулась на спинку скамьи, поставив ноги на край. Ее рубашка была поднята, стройные девичьи бедра раздвинуты. Клоэ достала отбивную из своей наплечной сумки, которую украла на кухне, положила ее на котят и натерла их сочной кашицей из отбивной. В тот же момент большая лохматая голова Полкана протиснулась между ее ног и, фыркая, начала с наслаждением вылизывать интимное место принцессы. Длинный горячий язык стал с жадностью лизать все укромные места груди девушки, сжимая спелые губы и проникая в трепещущую нежную плоть. Клоэ откинула голову назад, ее веки болезненно опустились. Когда язык пса пробежался по нежному вожделению девушки, низкое «Ах!» пронеслось по темному пространству ночной поляны. Пальцы девушки отщипывали кусочки отбивной и проталкивали их все глубже и глубже, а язык собаки проникал все глубже и глубже, заставляя молодое тело содрогаться от сладких ощущений. В сказочной темноте парка мохнатый зверь пожирал юную принцессу, корчившуюся на скамейке в сладких муках.
— Ты мерзкий, отвратительный ублюдок!» — сурово произнесла Ханна, старшая из сестер, — «Мы знаем, что произошло между тобой и Немедовой. Это грязно и отвратительно!
Принц Елисей был очень смущен, но тем не менее возразил:
— Это не ваше дело.
«А, как это?» «Это не относится»? Ну, так уж повелось у мамы. Мы прикрываем вас всеми возможными способами, но если это так, то мы ничего не скроем, и мама будет знать все о ваших делах. Правда, Хелен? Она повернулась к своей сестре.
Ханни, Хелен, пожалуйста, не надо! Ты не должен говорить своей матери! Пожалуйста!» — умолял Елисей.
— ‘Так ты признаешься нам в своем отвратительном поведении? Ханна объявила об этом с каменным выражением лица.
Я признаю это, — Елисей опустил глаза.
— Хорошо. Хели, удочки готовы? Иди сюда, брат. Наклонись и сними штаны.
«Ну, милая, не надо! Пожалуйста!» — хныкал принц.
— ‘Ты должен, Элик. Необходимо! Эй, подожди.
Со свистом лоза пронеслась по воздуху и с оглушительным треском врезалась в тело юноши. Елисей вскрикнул.
— Ты лизал шлюху Немедова, не так ли?
Свист палки, удар, крик.
— Я лизнул его, да, я лизнул его!» — рыдал Елисей.
— ‘Расскажи мне, как ты это сделал, ты молчишь Хочешь еще роз?
Ханна, остановись! Ему больно!» — Хелен вступилась за брата — «Как он скажет тебе, кто он, Анатоль Гранц?
Ну, тогда пусть он вам покажет. Ты покажешь мне, брат?
Я покажу тебе, — сказал Елисей, всхлипывая и размазывая слезы по лицу.
— Хорошо. Я пока спрячу палочки. Хелен, садись сюда.
— Бедный мальчик! Хелен ворковала, обняла брата и поцеловала его в губы.
— Ханна сменила гнев на жалость, опустилась на колени перед братом и поцеловала темно-красные полосы на его попе — Бедняжка!
От внимания Хелен не ускользнуло, что член мальчика начал вздыматься. Она протянула руку и столкнулась с рукой сестры. Пальцы Ханны поглаживали твердеющую плоть его члена, а Хелен начала ощупывать яички брата, нежно перекатывая их в тугом мешочке его мошонки. Тело мальчика натянулось, как тетива.
«Хелен, сядь здесь», — мягко повторила Ханна. «Давай, Джеллик, покажи нам, как ты это сделал».
Хелен села на диван и подняла ноги, прижав колени к груди. Елисей встал перед ней на колени, с нетерпением разглядывая гладко выбритые прелести своей сестры.
«Положи ноги мне на плечи», — хрипло сказал он, наклоняясь вперед и вдыхая томный аромат зрелой девушки. Хелен почувствовала, как теплые губы брата прижались к ее губам, а затем кончик его языка проник в самую чувствительную часть ее существа. Елена тихонько задыхалась, а Элиша фыркал, обжигая промежность сестры своим горячим дыханием, и старательно работал языком. Хелен закусила губу; иногда она наклонялась к брату, беспомощно открывала рот и смотрела на него широко открытыми глазами, как бы в неверии, затем откидывалась назад, закрывая глаза, с гримасой страдания на лице. Член юноши стал еще больше, запах и вкус интимного места его сестры возбуждал его все больше и больше. Из кончика члена медленно выделялась прозрачная жидкость, пока старшая сестра Ханна, стоя на коленях рядом с ним, ласкала сексуальную эрекцию брата. Ее пальцы дрожали; в свои двадцать четыре года она никогда не прикасалась к этой части мужского тела. Когда ее пальцы сжали горячий твердый ствол, Элиша наклонился вперед тазом, и крайняя плоть отодвинулась назад, когда багровая головка, набухшая от прилива крови, неожиданно для Ханны, выползла наружу. Ханна, напуганная этой ужасной метаморфозой, быстро отдернула руку. Элиша оглушительно застонал, и Ханна подумала, что покалечила его. Она, воспитанная на классической живописи, не представляла, что член мужчины может быть таким большим и набухшим. В панике она попыталась вернуть принцу крайнюю плоть, и с нескольких попыток ей это удалось. Уверенная в том, что ее брат невредим, Ханна сделала это снова, с гораздо большим успехом. Она поняла, что нужно просто сжать пальцы и двигать ими вперед-назад. Открыв рот, она старательно предавалась этому новому для нее занятию, когда рука брата легла на ее руку и заставила двигаться быстрее. Принц начал издавать похотливые стоны под ударами руки Ханны и набухшей, сочащейся киски Хелен. И это действие длилось недолго, так как член юноши, напрягшись, изверг длинную беловатую струю, и горячие липкие капли упали на ягодицы Хелен. В то же время пальцы брата заставляли Ханну снова и снова тереть разгоряченное тело стонущего юноши, с нарастающей силой выбрасывая одну струю за другой. Ханна вспомнила, как доила корову, которую видела в деревне, и даже попробовала. Правда, в отличие от соска вымени, член Елисея был толстым и твердым.
В конце их запрещенной игры все покраснели и учащенно задышали; то, что произошло, потрясло всех…